Забываю Чехова, езжу не по правилам, в кухню с «беломориной» за ночь раз по
пять.
Крыша-то уехала, адрес не оставила и теперь не знаю я, где её искать.
Крыша-то уехала, адрес не оставила и теперь не знаю я, где её искать.
Подворотни по лбу бить будут меня, грешного, ночью «необобранный» бегаю, кричу:
«Помогите, голуби, граждане сердечные, если крышу встретите — я её ищу!»

А как же я её любил от черепицы до стропил, от струйки дыма из трубы до
сеновала!
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, но крыша съехала.
Всего ей было мало!
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, но крыша съехала.
Всего ей было мало!
Во дворе на лавочке сяду с горемыкою, расскажу товарищу про свою беду
И про то, что давеча воробей чирикал мне — вроде, видел крышу он в городском
саду.

А как же я её любил, по воскресеньям с мылом мыл, следил, чтоб летом ей не
докучали осы.
Всегда хватало ей тепла, она ни разу не текла, но вот взяла да и свалила без
вопросов.
Всегда хватало ей тепла, она ни разу не текла, но вот взяла да и свалила без
вопросов.
Двери заколочены и замки навешены, чистотел бы кто-нибудь к сердцу приложил.
Закатился в Сочи бы, всех послал бы к лешему и на белом катере с крышею уплыл!
Закатился в Сочи бы, всех послал бы к лешему и на белом катере с крышею уплыл!

А как же я её любил от черепицы до стропил, от струйки дыма из трубы до
сеновала.
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, но крыша съехала.
Всего ей было мало.
Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, но крыша съехала.
Всего ей было…