Бывший подъесаул уходил воевать,
На проклятье отца и молчание брата —
Он ответил: «Так надо, но вам не понять…»
Тихо обнял жену и добавил: «Так надо!»
Он вскочил на коня, проскакал полверсты
Но, как вкопанный, встал у речного затона —
И река приняла ордена и кресты,
И накрыла волна золотые погоны.
И река приняла ордена и кресты,
И накрыла волна золотые погоны.
Ветер сильно подул, вздыбил водную гладь;
Зашумела листва, встрепенулась природа.
И услышал казак: «Ты идешь воевать
За народную власть со своим же народом!»
И услышал казак: «Ты идешь воевать
За народную власть со своим же народом!»
Он встряхнул головой и молитву прочел,
И коню до костей шпоры врезал с досады!
Конь шарахнулся так, как от ладана черт —
От затона, где в ил оседали награды.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить —
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить —
С нашим атаманом не приходится тужить!
И носило его по родной стороне,
Где леса и поля превратились в плацдармы!
Бывший подъесаул преуспел в той войне,
И закончил ее на посту Командарма!
Природа мудра, и Всевышнего глаз —
Видит каждый наш шаг на тернистой дороге!
Наступает момент, когда каждый из нас
У последней черты вспоминает о Боге!
Вспомнил и командарм — и проклятье Отца,
И как божий наказ у реки не послушал;
Когда щелкнул затвор и девять граммов свинца
Отпустили на суд его грешную душу…
А затон, все хранит в глубине ордена;
И вросли в берега золотые погоны!
На года, на века; на все времена —
Непорушенной памятью Тихого Дона.
На года, на века; на все времена —
Непорушенной памятью Тихого Дона!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить —
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить —
С нашим атаманом не приходится тужить!